Угадайка 3.8

[spn-ugadajka]

Мотель паршивый. Засиженные мухами окна, ржавые вентили и наверняка серые холодные простыни.
Серые-серые простыни.
Дин садится, кресло старчески вздыхает.
Сэм смотрит, как кровь брата капает на подлокотник. Порез на плече глубокий, края широко разошлись.
- Это такая херь, - отмирает Дин.
- Иди промой. Надо зашить.
- Люди, Сэм, - Дин и с места не сдвинулся.
- Хоть рядом тогда сядь. Где виски?
- Обычные ублюдки. Мы круто налажали, Сэмми, да? – Дин всё-таки опускается на кровать рядом с ним, бедро к бедру. – Меня лихорадит. Как думаешь, они могли намазать тот тесак какой-нибудь дрянью?
- Он был просто грязным, - бормочет Сэм. – Если не скажешь, где виски, заработаешь заражение крови.
Дин достаёт фляжку из кармана куртки.
Он шипит сквозь зубы что-то, подозрительно смахивающее на латынь, пока Сэм заливает порез Джеком Дэниэлсом.
Дин напевает, не попадая ни в одну из нот, пока Сэм зашивает. Каждый раз, когда игла вонзается в кожу, выступают дрожащие бусины крови. Это очень красиво.
Сэму хочется облизать иглу.
Шов, правда, выходит далеко не красивым, о чём ему недовольно сообщает Дин, хватая Сэма здоровой рукой за колено.
- Шёл бы тогда в больницу, раз тебя не устраивает сервис, - огрызается Сэм.
Дин скалится довольно и говорит, что медсестра из него никудышная. Его рука ползёт выше, Сэм нервно облизывается и говорит:
- Сегодня мне снилось… Снился Эшленд. Помнишь?
Дин не отвечает, Дин занят, Дин уже стаскивает с него джинсы, а Сэм ложится на спину и рассказывает трещине в потолке:
- Мы были там всего дня три, пока отец выслеживал ведьму. Мне было пятнадцать, и я… чёрт, Дин, зубы!.. Так я тогда… господи, Дин, погоди, не так…
Дин наваливается на него, вытягивается поверх, утыкается носом в шею.
И смеётся.
Этот говнюк смеётся.
- Я помню Эшленд, Сэмми. И помню, как ты бродил вокруг меня с ошалевшим видом. Словно на тебя снизошло озарение.
- Так и было. А чердак тоже помнишь?
- Да.
- Повторим?
- Было бы что повторять, - фыркает Сэм.
- Засранец.