Дин не кричит.
читать дальшеЧто бы Сэм не пробовал, из Дина не вытянуть ни единого звука. Дин только плотно сжимает губы, закрывает глаза и кусает щеку изнутри, когда невтерпеж, упрямая скотина.
Сэм дотрагивается всюду, куда только может дотянуться, гладит, царапает, оставляет метки, перебивая воспоминания того, прежнего себя, которым он никогда не был. Дин не мешает — потому что у Сэма новый способ укротить его. Прячет от света повязкой на глаза, кладет ладонь на горло, контролируя доступ воздуха — единственный раз, когда Дин открыл рот, но только затем, чтобы издать нечто среднее между хрипом и судорожным стоном, когда Сэм убрал пальцы — или связывает руки, как сейчас: веревка плотно обхватывает оба запястья и тянется к изголовью.
Это странно, но в каждом новом мотеле обнаруживается очередная деталь, которая идеально подходит для плана Сэма. Целые города извращенцев, думает он, глядя, как Дин дергает рукой и, поняв, что не вырваться, затихает. Целая страна больных ублюдков, вроде Сэма (Сэм еще помнит, как они расследовали гибель девчонок в таких вот мотелях, но дело оказалось в обычном психе, а не в потусторонней хрени, и Дина потряхивало еще неделю, но тогда был настоящий Сэм).
Сейчас Дина не трясет, он застыл под коркой льда, и не отзывается на пароли-явки.
Сэм пробует по-разному, отсасывает ему, вбирая член так глубоко, как только может, и, хотя у Дина исправно стоит, трахается он на автомате — только потому что у него нет выбора. Сэм бывает осторожным, даже нежным, но Дин просто жмурится и снова, мать его, отключается от происходящего. Тогда Сэм переключается на боль, оставляет синяки-царапины по всему телу, берет его так, что Дина складывает пополам, но по-прежнему не получает в ответ ни звука.
Но сейчас у Сэма на уме другое.
Дин не может двинуть и пальцем, когда Сэм, устроившись между его ног, тянется вперед.
И целует Дина — осторожно, но напористо.
— Посмотри на меня.
Дин неохотно, но слушается, Сэм выдавливает из себя улыбку, надеясь, что он похож на того Сэма, Сэма-из-прошлого, и гладит его по щеке.
— Я скучал, — врет он. — А ты скучал, Дин?
Дин распахивает глаза шире, губы кривятся, приоткрываясь, но Сэм не дает ему заговорить. Вместо этого он целует его снова, глубоко и влажно, вылизывает изнутри, и Дин — Дин стонет.
— Я вернулся, — шепчет Сэм ему на ухо, — ради тебя, Дин, слышишь?
Дин кивает, глядя на него, как на долбанное чудо света, и Сэму даже завидно, что это не из-за него.
Но важнее, что он позволяет Дину верить, что Сэм вернулся из клетки, что все по-старому. Между ними липко, влажно и жарко так, что пот градом течет по лбу, когда Сэм входит в него.
Он не замолкает, повторяет, что вернулся, что все будет хорошо, и Дина быстро выгибает на кровати, он спускает в ладонь Сэма, — и кричит.
Утром Дин тщательно прячет глаза, и Сэм почти сочувствует ему.
Почти.