В Ньюберипорте обнаруживается, что у них закончилась наличка.
читать дальшеПоследним заработком стал автомат с газировкой на заправке, у которого была не закрыта крышка. Дин, оглядевшись, нет ли камер, открыл её и вытащил содержимое – жалких тридцать пять баксов мелочью. Почти все эти деньги ушли на бензин. И теперь отец стоит, скрестив ноги, и смотрит в пустой бумажник.
- Хочешь наколдовать? – пытается пошутить Дин. Отец хмурится и не отвечает.
У них есть карточки, но все они – на чёрный день, а сегодня день не чёрный, всего лишь грязный, снег на дороге плавится, превращаясь в пену, вести машину трудно, хотя, конечно, Дин не признается в этом даже под пытками, и когда отец останавливается на обочине, прижимаясь колесом к камню, Дин думает – он хочет поменяться. Но отец выходит не спеша, потягивается, вздыбливая куртку, облокачивается на капот. Дин усмехается – он и сам любит греться так, о сердце его детки, нет ничего горячее, даже Сэмми, когда ночью он заваливается сверху, разбросав руки-ноги, и дышит в шею, не сравнится. У него и руки ледяные, и колючие потрескавшиеся пятки, и он толкается, если ему не хватает места, а места ему не хватает всегда.
Дин устраивается рядом с отцом, с удовольствием вздыхает, когда тепло просачивается сквозь джинсы.
- Дерьмо, - сообщает отец и захлопывает бумажник. – У тебя ничего не осталось?
Дин разводит руками.
- Если бы ты сказал раньше.
Отец не торопится вставать. Он ведёт плечом, оборачивает голову, разминает правую руку. Он вёл без перерыва часов десять, и, как всегда после такого марафона, у него сосредоточенный и пустой взгляд, ещё видит перед собой дорогу, Дин по себе знает.